Как бы там ни было, жаль, что родителей не выбирают, а пожизненно приковывают к ним лишь по праву рождения. Кто дал родителям право безнаказанно обижать своих детей? Никто. И самое обидное, что дети совершенно беззащитны.
Вот попался Даше отец-самодур, и теперь она вынуждена терпеть все его сумасбродные выходки. И ведь в суд на него не подашь, не скажешь там, что папа ведет себя по отношению к дочери не правильно и несправедливо, ибо нет такого закона, запрещающего отцу пороть собственную дочь или купать ее до шестнадцати лет в ванной, невзирая на все ее протесты и девичий стыд. В лучшем случае посоветуют чересчур ретивому папаше более ответственно подходить к воспитанию дочери. На этом все и закончится. Для суда. А Дашина пытка продлится дальше с удвоенной силой, и ничего она, безвольная и забитая, не сможет этому противопоставить.
Так, ругая про себя на чем свет стоит официально сложившуюся в нашем обществе систему угнетения и унижения родителями собственного потомства, я незаметно добралась до Щукина, нашла на Сосновой улице нужный дом со зловещим номером 13 и въехала во двор.
Дом был старый, кирпичный, пятиэтажный, с грязными железными балконами и облезлой краской на дверях подъездов. Во дворе, среди редких деревьев виднелась такая же, как была у нас, серая трансформаторная будка, двое мальчишек пинали о ее стену мяч. Чуть в стороне стояли три металлических гаража, около одного из которых пожилой мужчина в засаленном комбинезоне ковырялся в капоте «ушастого» оранжевого «Запорожца» – судя по задрипанному виду, ровесника своего хозяина. Стоянки для машин около подъездов не было, поэтому мне пришлось объехать весь двор по периметру и поставить машину рядом с гаражами. Когда я вышла и захлопнула дверь, пенсионер оторвался от своего «ушастого», окинул меня подозрительным взглядом, потом, презрительно скривившись, посмотрел на мой сверкающий никелировкой джип и снова принялся копаться в моторе. Видимо, он и умрет с мыслью, что лучше его машины человечество уже никогда ничего не придумает.
Я пересекла двор, пнув по пути отлетевший от стены в мою сторону мяч, и подошла к крайнему подъезду слева, где, по моим расчетам, должна была находиться восьмая квартира. В базе данных Интернета было сказано, что по этому адресу проживает некто Веретенко Мария Ивановна. Но, судя по тому, что дом был старым, никакой Марии Ивановны здесь могло и не быть – просто телефонный номер был зарегистрирован на ее имя, а квартиру она могла продать совсем другим людям, тому же Игорю.
Из подъезда вышла какая-то высокая сухопарая женщина с густой шапкой седых волос на голове и хозяйственной сумкой в руках, кинула на меня изучающий взгляд и быстро проскользнула мимо.
– Извините, восьмая квартира здесь находится? – спросила я ей вслед.
– Да-да, здесь, на втором этаже, – бросила она, не оборачиваясь, и заспешила к выходу со двора.
Я вошла в подъезд. Там было грязно и стоял ужасный запах, от которого меня едва не стошнило. Пожалев, что не взяла с собой противогаз, я поднялась на второй этаж и остановилась около двери, на которой висела потемневшая от времени латунная цифра 8. Дверь как дверь, ничего особенного, даже дерматином не обита, в отличие от других на площадке. Из того места, где обычно крепится кнопка звонка, торчали два оголенных провода. Сразу видно, в доме нет мужчины, который бы все это починил. Недолго думая, я соединила эти два провода, они с шипением заискрили, и за дверью раздался хриплый звонок – сработало! Но прошла томительная минута, и я поняла, что радость моя была преждевременной – в квартире стояла мертвая тишина. Рискуя получить изрядный заряд электричества, я позвонила еще раз. Потом на всякий случай постучала по двери костяшками пальцев – результат тот же. Дома никого не было. Это в мои коварные планы не входило.
Неужели я проделала столь долгий путь только ради того, чтобы полюбоваться на обшарпанную дверь? А ведь я уже так настроилась поиграть в послушную ученицу Игоря, сочувственно проливающую слезы по поводу его исчезновения! Но делать было нечего, нужно было ждать. Не возвращаться же назад несолоно хлебавши. Если хозяйка пошла в магазин, то наверняка скоро вернется. Хочешь не хочешь, но часик придется подождать. Издав тоскливый стон, я развернулась, сложив руки на груди, и навалилась спиной на дверь. И чуть не грохнулась, провалившись вместе с ней в квартиру – дверь была не заперта! С великим трудом удержавшись на ногах, я недоуменно обвела взглядом маленькую прихожую и негромко позвала:
– Эй, есть тут кто живой?
Заключенное в тесных стенах аккуратно прибранной квартиры безмолвие было мне единственным, но недвусмысленным ответом. Может, хозяйка потеряла ключи от квартиры и теперь оставляет ее незапертой? Или бесследное исчезновение любимого супруга так сильно повлияло на ее психику, что она стала рассеянной и забывчивой?
Не став больше гадать, я прикрыла дверь и прошла мимо кухни в жилую комнату со шкафами во всю стену, диваном напротив и стареньким отечественным телевизором в дальнем углу, рядом с которым виднелась дверь в другую, смежную комнату. На полке одного из шкафов, рядом с книгами стояла большая фотография в деревянной рамке. На ней были сняты стоявшие под ручку на фоне цветущей яблони жених с невестой в свадебных нарядах. Невеста, невысокая, хрупкая и довольно симпатичная белокурая девушка, была в роскошном белом платье, с пышной фатой на голове, а жених, немного полноватый темноволосый мужчина в очках, с большими залысинами, был в строгом синем костюме с алой гвоздикой в нагрудном кармане.